Честь Воина [CИ] - Вита Алая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С другой же стороны, Петра кое о чём проговорилась — например, про Смертную Тень, которая накапливалась по мере убийств, а потом сбрасывалась Тёмной Матери. То есть предположение о том, что мрачная богиня питается чужой гибелью, не было лишено оснований. Да и то, что оболочка старой Отступницы как будто истончилась от длительного контакта с этой силой, говорило в пользу худшего предположения — что демон, управлявший Мореной, пожирает души. А значит, не остановится в попытках столкнуть их с Воинами Смерти, причём с обеих сторон!
Первой реакцией на эту мысль почему-то было мучительное желание вырвать Кледа из этой кошмарной организации. Но вряд ли он поверит, попытайся она ему объяснить… Да и не настолько они близко пока знакомы, чтобы даже заводить подобный разговор. Придётся понаблюдать за ним повнимательней во время похода: как знать, быть может, уже поздно, и он увяз в этом культе смерти по уши так, что не оттащишь…
И только вторым был ужас осознания того, что ей совершенно нечего противопоставить такой силе, уже укоренённой столетней враждой в сотнях и даже тысячах противников.
Про расширение способностей Воинов тоже было интересно. Надо будет как-нибудь проверить на Наречённом, работает ли её мысленная «маскировка». А также неплохо бы узнать, что ещё он может. Пожалуй, получение способностей такого рода вполне может сильно «привязывать» людей. Если они не понимают, как опасно смешивать боль и удовольствие, насколько это неправильно.
Кстати, а сама она откуда это знает? Ведь была же некая внутренняя убеждённость ещё до того случая с Арто. Она сразу ужаснулась именно этой неестественной смеси. Казалось, это инстинктивно должно быть понятно любому, но почему тогда у многих других, судя по числу Воинов Смерти, такой инстинкт отсутствует? Впрочем, когда дело касалось людей, сложно было вообще объяснить, почему одни такие, а другие этакие. Когда среди нартов кто-нибудь объяснял свою злость нелёгкой жизнью, ей всегда хотелось спросить, а почему такой-то или такая-то при аналогичном опыте чувствует совсем иначе? Но все оправдания звучали неубедительно. Оставалось только верить в слова доброй Эльри: «Душа человека — величайшая тайна».
Но главное, что вольно или невольно выдала Отступница — Клед уже умудрился кого-то убить! Не выходя из дома. Так что кандидатов было целых один. Как он провернул всё так, что никто не понял, кроме Петры, почувствовавшей это на себе буквально, оставалось неясным. Однако хорошо, что Аина по наивности не стала задавать ему сочувственных вопросов! Могло бы выйти неловко.
Самого Кабана ей вовсе не было жалко — тот успел пройтись по её формам своим грязным языком, но так, что следовало ожидать эскалации, особенно в походной тесноте. Судя по тому, что она успела понять, жители этой цивилизованной, казалось бы, страны, считающие кочевников варварами, совершенно не блюли «общинный» этикет, запрещавший приставания в подобных ситуациях. И не уважали нежелания женщины, которая уже пересекла барьер девственности, а потому не имела причин «ломаться». Конечно, она бы показала этому гаду, на что способна даже недоученная Ходячая Смерть, но сплочённость группы всё равно была бы подорвана.
А с третьей стороны, ей неожиданно и самой хотелось уберечь Кледа от этой самой Смертной Тени. Она помнила Брена, помнила мучивший его Зов, и какая тяжесть легла ему на душу, когда пришлось всё же убивать. Непонятно, правда, переносила ли она свои чувства к первому мужчине на этого молодого парня, у которого в жизни всё ещё могло бы сложиться, раз он знает про опасности, или всё же желала ему добра лично. За что, непонятно, но эти серые глаза… Почему-то хотелось смотреть в них вечно, словно там она видела отражение чего-то жизненно важного для себя… Хотя, убейте боги, не могла бы сказать, чего именно. Возможно, именно на фоне столь редкого в этом мире светлого ощущения чего-то правильного её и раздражала такая типичная для мужчин половая распущенность. Всё время казалось, что он способен вести себя благороднее, чем скакать каждую ночь по кровати с потрёпанной жизнью распутницей похоти!
Так она размышляла по дороге до оружейной мастерской, куда направила её баронесса. Но как только мастер вынес заказ, все мысли вылетели из головы: перед ней лежали «когти корса». Конечно, намного более вычурные, чем её простые и надёжные: из воронёной стали, с замысловатой гравировкой, резная рукоятка обтянута мягкой кожей, в навершии — драгоценные камни… Но она больше ни разу нигде не видела подобного оружия. Откуда же мастер знал, что делать? И как это понимать? Подарок с целью купить её верность или какое-то тонкое издевательство?
Впрочем, ей было поручено с пристрастием проверить изделие на качество и балансировку, к чему она и приступила, повертев «когти» на пальцах и так, и этак. Чёрт, пожалуй, они даже более удобные, чем её. Лезвие более треугольной формы и менее загнутое. Возможно, такие можно даже наловчиться метать.
Поймав на себе поражённый взгляд мастера, Аина убедилась, что, по крайней мере, тот не за ней подглядывал в качестве модели. Возможно, оружие редкое, но не совсем уж небывалое. Тем более, она не помнила, чтобы заходила с хозяйкой сюда.
Могло ли это быть случайным совпадением? Вроде того, что Петра заказала оружие до того, как наняла охранницу с таким же? А иначе зачем ей довольствоваться описанием вместо того, чтобы попросить показать телохранительницу свои? Разве что это действительно подарок… Шикарный, надо сказать. Но слишком дорогой, чтобы с ним наёмничать…
Нет, гадать бессмысленно. К чему тешить себя ожиданиями того, что слишком хорошо, чтобы быть правдой?
Она сделала каменное лицо, пытаясь подражать Кледу, и, к счастью, вопроса, начинавшего набивать оскомину с появлением в доме наёмников, где она так научилась, не последовало. Попросила кусок бумаги, чтобы проверить заточку.
Придраться было не к чему. Завидная «пара». К которой прилагались отдельные наплечные ножны из тонких ремешков вроде тех, что были пришиты к её костюму.
Девушка отдала мастеру мешочек с оплатой, врученный ей хозяйкой, и, спрятав «когти» в суму, направилась домой. Соседние лавочники косились на неё при выходе из оружейной мастерской, но Аина уже почти привыкла делать невозмутимый вид. Стоило, по рецепту Брена, представить себе, что она готова покромсать всех вокруг, как снисходительность во взглядах мужчин исчезала. После нартов, среди которых разница полов в боевых вопросах касалась лишь физической силы, скорости реакций, габаритов или возможностей восприятия для решения разных задач, такое отношение бесило.
Но увы,